Пчелы против меда. Почему многие бывшие мигранты выступают против новых волн миграции

Available in English

С первых дней после переизбрания президентом США Дональд Трамп ведет ожесточенную кампанию по борьбе с мигрантами. Одной из ее жертв в августе 2025 года стал искавший убежища в США бывший пресс-секретарь Либертарианской партии России Александр Гуд — сам убежденный сторонник депортаций. Его едва не выслали обратно на родину, но во время пересадки в Стамбуле он с женой сумел убежать от офицеров и сесть на рейс до Каира.

Учитывая рост антимигрантской политики по всему миру, случаев, когда под удар попадают ее же сторонники, скорее всего, будет все больше. Престижная профессия или статус борца с режимом все меньше защищают от депортаций и визовых ограничений. Германия практически остановила выдачу гуманитарных виз и начала переговоры с движением «Талибан» о высылке афганцев. США депортируют даже дезертиров и вводят ограничения для профессионалов, прибывших по визе высококвалифицированного работника. Что же заставляет мигрантов выступать против свободы перемещения в условиях, когда борьба с ней может угрожать им или их близким?

Ассимиляция и мнимая конкуренция за рабочие места

Мигранты против миграции — достаточно распространенное явление. Например, глава отделения «Альтернативы для Германии» (AfD) в городе Гельзенкирхен — уроженка Албании Энкси Сели-Захариас. Она мобилизует турецкую диаспору города против арабов, упирая на то, что последним выдают паспорта просто так, тогда как туркам приходится предпринимать множество усилий для интеграции в общество.

Как правило, люди, только недавно прибывшие в новую страну, относятся к миграции в среднем гораздо более благосклоннее местных. Однако по мере ассимиляции они склоняются к противоположным взглядам. Так, в Великобритании против миграции выступают 83% местных и 53% приезжих, которые прожили там более пяти лет. Из тех, кто прожил в стране меньше этого срока, прибытие новых иммигрантов не поддерживают 33%.

Дети мигрантов, уже родившиеся в новой стране, во взглядах на такие вопросы, как безработица, гей-браки или миграция, ближе к коренным жителям, чем к собственным родителям, показывают опросы, проведенные в 24 странах Европы.

На референдуме за ограничение миграции в Швейцарии в 2014 году люди с опытом переезда проголосовали примерно так же, как и местные, — по большей части поддержали инициативу. В исследовании «Иммигранты против иммиграции», посвященном этому голосованию, показано, что чаще всего за ограничения выступали те мигранты, у которых не было специфических навыков (соответственно, и преимуществ на рынке труда), а также те, кто вписался в швейцарскую иерархию, приняв распространенную идентичность Secondo.

Во всех этих случаях беспокойство мигрантов из-за притока «коллег» было связано с экономическими причинами. В Великобритании как местные, так и приезжие были тем негативнее настроены к миграции, чем ниже был их доход. В Германии упомянутая албанка из AfD возглавляет отделение партии в переживающем экономический упадок регионе.

Среди коренных жителей такой паттерн распространен повсеместно. Согласно одному из исследований, негативное отношение к миграции было выше среди тех, кто боится конкуренции со стороны иностранцев. Зато если респонденты обладали навыками, которые давали им преимущества перед мигрантами (и тем более перед местными), они были настроены более благосклонно. Работники отраслей, где ожидается рост количества рабочих мест, тоже реже выступают против миграции.

Многочисленные исследования, например на примере кубинских мигрантов в США, показывают, что опасения мигрантов первой волны напрасны: новые мигранты не приводят к росту безработицы ни в целом в регионе, ни среди своей диаспоры.

Сами мигранты гораздо более уязвимы к конкуренции, чем местные, главные преимущества которых — социальные связи и лучшее знание языка. Поэтому, когда переселенцы закрепляются на новом месте и получают гражданство, они начинают чаще выступать против миграции.

Страх ассоциации с «плохими» мигрантами

Еще один фактор, побуждающий иммигрантов выступать против себе подобных, — это страх ассоциации с «плохими приезжими». В США успешные мигранты опасаются уравнивания с низкоквалифицированными нелегалами и потому поддерживают ограничения, вводимые властями. Характерно, что в таких странах, как Канада, Австралия или Новая Зеландия, где доля «нелегальных» мигрантов меньше, этот эффект не наблюдается.

Особенно ярко стремление дистанцироваться от «плохих» мигрантов проявляется среди мусульман. Глубинные интервью с высококвалифицированными выходцами из Африки во Франции показали, что, сталкиваясь с расистскими предрассудками, представители разных религий использовали разные стратегии для их преодоления. Представители всех групп апеллировали к светскому характеру французского общества, подчеркивая важность толерантности и универсализма для европейской (и особенно местной) культуры. В то же время они отмечали, что расизм — это признак отсталости и нецивилизованности. Однако мигранты-мусульмане сталкивались с двойной стигмой, связанной и с расизмом, и с исламофобией. Вместо того чтобы критиковать последнюю, они предпочитали преуменьшать или вовсе скрывать свою религиозную идентичность.

Влияние страны исхода

В случае с мигрантами из социалистических и постсоциалистических стран, как с упомянутым Александром Гудом, важную роль играет прошлое государств их происхождения. Негативный опыт подталкивает их чаще голосовать за правые партии, несмотря на их ксенофобскую риторику. Выходцы из Венесуэлы и Кубы, где у власти диктаторы-социалисты, склонны поддерживать ограничения миграции в своих новых странах — США, Аргентине и Испании. Причем они делают это активнее и местных, и других мигрантов из стран Латинской Америки.

В США за республиканцев голосуют 58% кубинцев и 32% других выходцев из Центральной и Южной Америки. То же самое касается и выходцев из постсоциалистических стран. Например, в первой десятке имен женщин, которые причисляют себя к Республиканской партии, шесть — славянские.

В более подробном анализе Washington Post можно заметить, что люди со славянскими именами чаще поддерживают республиканцев, тогда как обладатели латинских и арабских имен обычно голосуют за демократов. Аналогично и в Германии. Здесь выходцы из Восточной Европы и стран бывшего СССР раньше традиционно голосовали за консерваторов из ХДС чаще и немцев, и других мигрантов. А с появлением радикально правых AfD и «Союза Сары Вагенкнехт» стали диспропорционально чаще голосовать за них. О многом говорит и тот факт, что AfD изначально приобрела популярность именно в Восточной Германии.

Опыт проживания в правых диктатурах, по всей видимости, имеет похожий эффект. Избиратели, выросшие при правых авторитарных режимах, с меньшей вероятностью голосуют за ультраправые партии, следует из исследования влияния прошлого жителей 39 демократических стран на их политические предпочтения. Гражданская война в Испании в 1936–1939 годах повлияла на первые свободные выборы 1977 года с обеих сторон: те, кто подвергся репрессиям националистов, охотнее голосовали за левых. Те же, кто пострадал от левых, голосовали на националистов.

Смена приоритетов

В западном мире распространен стереотип, что мигранты, особенно из арабских стран, насаждают свою культуру и постепенно вытесняют прогрессивные ценности. Другой предрассудок, уже с другой стороны, — что левые специально завозят мигрантов, чтобы те за них голосовали и помогали удерживать власть.

Демократическая партия США долгое время следовала второму принципу и считала латиноамериканцев своим электоратом по умолчанию. Республиканцы же, понимая, что именно эта диаспора будет определять судьбу Америки в XXI веке, еще со времен Джорджа Буша-младшего активно привлекали ее на свою сторону, упирая на ее религиозность и традиционализм, поддерживая ее малый бизнес и рабочий класс. В итоге на выборах 2004 года Джордж Буш-младший добился поддержки 44% проживающих в Штатах латиноамериканцев.

Дональд Трамп, несмотря на риторику, в основном выстроенную на демонизации «латиносов» в целом и самой большой их диаспоры, мексиканцев, в частности, наращивал свой успех среди этой группы от выборов к выборам. В 2016 году он собрал 28% их голосов, в 2020-м — 32%, а в 2024-м — 46%.

Хотя Трампа отвергала часть избирателей латиноамериканского происхождения, одновременно он смог привлечь другую часть диаспоры — причем за счет тем, более важных для нее, чем культурные войны и миграция. Выходцев из Латинской Америки, которые уже получили гражданство США и право голоса, меньше беспокоила вероятность введения ограничений для мигрантов, но волновала ситуация в экономике и на рынке труда, о которой говорил Трамп. Кроме того, латинамериканцам была важна религиозность Трампа, а мужчин из этой группы привлекал еще и его мачистский образ.